Утопающий ребенок и расширяющийся круг

Чтобы заставить своих студентов задуматься о том, должны ли мы помогать людям, нуждающимся в помощи, я предлагаю им представить, что по пути в университет они проходят мимо мелкого водоема. Однажды утром, рассказываю я им, вы заметили, что в воду упал ребенок, и он тонет. Вмешаться и вытащить его из воды было бы несложно. Однако в этом случае вы намочите и испачкаете свою одежду, а пока сходите домой переодеться, первая пара уже пройдет.

Я спрашиваю студентов: «Обязаны ли вы спасти ребенка?» Студенты единодушно отвечают, что они должны это сделать. Спасение ребенка намного важнее испачканной одежды и пропущенного урока, и эти вещи ни в коем случае не могут служить оправданием неспасения ребенка. Далее я спрашиваю: «А имеет ли значение, что мимо водоема проходили и другие люди, которые так же могли бы спасти ребенка, но не стали этого делать?» Нет, отвечают студенты, тот факт, что другие не стали делать то, что должны были сделать, не может являться причиной того, что я не должен делать то, что должен.

Когда мы выясняем, что обязаны спасти тонущего на наших глазах ребенка, я задаю вопрос: «Имело ли бы значение, если бы ребенок находился далеко, например в другой стране, но ему так же угрожала бы смерть и вы так же могли бы его спасти с не очень большими затратами и абсолютно без риска для себя?». По сути все соглашаются, что расстояние и национальность не имеют значения в данной ситуации. Тогда я указываю, что все мы находимся в роли тех людей, кто прошел мимо водоема: все мы можем спасти человеческую жизнь, как ребенка, так и взрослого, которые могут умереть без нашей помощи. И это практически ничего не будет нам стоить: стоимость нового CD, рубашки или вечера в ресторане или на концерте может оказаться решающей в вопросах жизни и смерти, и даже больше чем для одного человека в какой-то точке земного шара. Зарубежные организации, специализирующиеся на оказании помощи, такие как Оксфам, справляются с оказанием помощи на расстоянии.

В этот момент студенты поднимают ряд вопросов, связанных с различными практическими трудностями. Можем ли мы быть уверены, что наши пожертвования действительно дойдут нуждающихся в них людей? Не поглотится большая ли часть суммы пожертвований административными расходами, расточительством или коррупцией? Разве настоящая проблема не кроется в растущей численности населения Земли? И есть ли смысл в спасении жизней, пока эта проблема не решена? На все эти вопросы можно было ответить. Однако, я также указываю на то, что, даже если большая часть пожертвований будет потрачена впустую, цена пожертвования для нас настолько мала по сравнению с той пользой, которую она может принести, что если хотя бы часть пожертвований действительно дойдет до нуждающихся, это все еще будет спасением жизни за небольшую для нас цену – даже при условии, что благотворительные организации были бы намного менее эффективны, чем они являются на самом деле.

Я всегда поражаюсь тому, как мало студентов бросают вызов самой этической идее о том, что мы должны спасать жизни незнакомых нам людей, если можем это сделать за относительно небольшую для себя цену. В конце девятнадцатого века Вильям Гартполь Лекки писал о том, что человеческое сострадание как расширяющийся круг, который начинается с человека, затем распространяется на его семью, и «скоро круг… включает в себя сначала класс, затем страну, затем коалицию стран, затем уже все человечество, и, наконец, его влияние начинает проявляться во взаимоотношениях человека с миром животных». если исходить из этого, подавляющее большинство моих студентов, кажется, уже находится по крайней мере на предпоследней стадии расширяющего круга Лекки. Конечно, у многих студентов в силу разных причин существует пропасть между признанием того, что мы должны сделать, и выполнением этого. Я позже вернусь к этой проблеме.

Наш век стал первым, когда стало возможным говорить о глобальной ответственности и глобальном сообществе. На протяжении большей части истории человечества мы могли повлиять на судьбу жителей нашей деревни или, возможно, большого города, но даже могущественные короли не обладали влиянием за пределами собственных королевств. Когда Адриан возглавлял Римскую империю, его владения занимали большую часть известного тогда мира. Но сегодня, вылетев из Лондона, который раньше был одной из отдаленных застав Римской империи, я пролетаю над ее противоположной границей меньше чем на середине пути по дороге в Сингапур. Что уж говорить о расстоянии до моего дома в Австралии. Кроме того, вне зависимости от размера империи, требовалось столько времени на коммуникацию и перемещения, что у людей просто не было возможности как-либо повлиять на судьбы жертв наводнений, войн или резни на другой стороне земного шара. К тому времени, когда кто-нибудь услышал бы об этих событиях и вмешался, жертвы либо были бы уже мертвы, либо смогли бы выжить и без помощи. Фраза «Благотворительность начинается дома» имела смысл, потому что только «дома», или максимум в пределах города, можно было быть уверенным, что эта помощь что-то изменит.

Мгновенная передача сообщений и реактивный транспорт изменили это. Телевизионная аудитория, насчитывающая два миллиарда человек, может теперь увидеть, как дети просят еды в голодающих районах, или как в поисках безопасного места через границу бегут беженцы, скрываясь от тех, кто может их убить. У большей части этой огромной аудитории есть возможность и средства помочь людям, которых они видят на экране. Каждый из нас может достать кредитную карту и, позвонив в благотворительную организацию, сделать пожертвование. Уже через несколько дней эта организация сможет начать доставку нуждающимся продовольствия и медикаментов. Организация Объединенных Наций также в силах (с поддержкой ведущих держав) высадить войска для защиты тех, кто рискует стать жертвами геноцида.

Наша возможность повлиять на происходящее в любой точке земного шара – это один из аспектов жизни в эру международной ответственности. Но есть также и другой аспект, который представляет собой еще более драматический контраст с прошлым. Атмосфера и океаны, как казалось до недавнего времени, были частью природы, полностью лишенной влияния человека. Теперь мы знаем, что используемые нами хлорфторуглероды повредили озоновый слой; выхлопы углекислого газа непредсказуемым образом влияют на изменение климата всей планеты и повышения уровня моря; что рыболовные суда, бороздя океаны, существенно сокращают популяции рыб, которые когда-то казались бесчисленными, а сейчас уже не смогут восстановиться. В результате действия потребителей в Лос-Анджелесе могут повлиять на появление рака кожи у австралийцев, затопление пахотных земель в Бангладеше, а также вынудить тайских сельских жителей, которые могли прожить благодаря рыбной ловле, пойти работать на фабрики Бангкока.

В таких обстоятельствах потребность в глобальной этике неизбежна. Но не тщетна ли эта надежда? Вот несколько причин, почему это может быть не так.

Мы живем во времена, когда многие люди считают свою жизнь пустой, испытывают чувство недостатка самореализации. Снижение роли религии и крах коммунизма уже прошли, но идеология свободного рынка говорит лишь следующее: потребляйте и упорно работайте, чтобы заработать деньги и потреблять больше. Однако, даже те, кто преуспевает в этой погоне за материальными благами, не удовлетворены своим образом жизни. Теперь у нас есть хорошее научное доказательство тому, что говорили философы во все времена: как только у нас достаточно средств для удовлетворения наших главных потребностей, увеличение богатства не приносит ощущение большего счастья.

Посмотрите на пример Ивана Боски, мультимиллионера, трейдера Нью-Йоркской фондовой биржи, который в 1986 признал себя виновным в инсайдерской торговле. Почему Боски оказался вовлечен в преступную деятельность, если у него уже было больше денег, чем он мог потратить? Спустя шесть лет после того, как разразился скандал вокруг инсайдерской торговли, жена Боски, Сима, проживающая отдельно, рассказала о мотивах своего мужа в интервью с Барбарой Уолтерс для программы 20/20 американской компании ABC. Уолтерс спросила, был ли Боски человеком, который жаждал роскошной жизни? Сима Боски не согласилась и отметила, что он работал круглосуточно, семь дней в неделю, даже не беря выходной, чтобы насладиться заработанным. Она вспомнила, что Боски был расстроен, когда в 1982 журнал «Форбс» в первый раз перечислил его среди самых богатых людей США. Она тогда предположила, что Боски не понравилась публичность и отметила это вслух. Боски ответил: «Это не то, что меня расстраивает. Мы – никто. Мы нигде. Мы в нижней части списка, и я обещаю, что не опозорю тебя так снова. Мы не останемся внизу этого списка.»

Мы должны освободиться от этой абсурдной идеи успешности. Это не только не приносит счастья даже тем, кто, как Боски, очень преуспевает в конкурентной борьбе; но также устанавливает социальные нормы, которые влекут за собой глобальную несправедливость и экологическую катастрофу. Мы не можем и дальше в качестве своей цели ставить все большее увеличение богатства, или все большее потребление, оставляя позади всё большую гору отходов.

Мы склонны видеть этику как противоположность нашим личным интересам; мы предполагаем, что те, кто наживает состояние на инсайдерской торговле, успешно следуют своим личным интересам и игнорируют этику до тех пор, пока их не поймают. Мы думаем, что в наших интересах занять более высокую и высокооплачиваемую позицию в другой компании, даже если тем самым мы будем помогать производству и продвижению неполезных товаров, которые к тому же могут наносить вред экологии. С другой стороны, те, кто отказывается от возможности продвижения по карьерной лестнице из-за этических «сомнений» о характере работы, или кто тратит свое богатство на благое дело, воспринимаются как люди, жертвующие собственными интересами во благо этических норм.

Многие скажут, что наивно полагать, что люди могут переключиться с образа жизни, основанного на потреблении, или карьерном росте, на более этичный по своей сути. Но такое переключение было бы следствием существующей ощутимой потребности. Сегодня утверждение о бессмысленности жизни уже не исходит от экзистенциальных философов, рассматривающие его как шокирующее открытие: оно исходит от скучающих подростков, для которых это – прописная истина. Возможно, в этом можно винить то, что мы ставим личные интересы и пути их достижения во главу угла. Преследование личного интереса, как часто полагается, приводит к бесцельному существованию за исключением собственного удовольствия и удовлетворения. Такая жизнь часто обречена. Наши предки знали о так называемом «парадоксе гедонизма», согласно которому, чем яростнее мы следуем за нашим желанием получения удовольствия, тем сложнее нам получить удовлетворение. Нет причин полагать, что человеческая природа так сильно изменилась, что древняя мудрость потеряла свою актуальность.

Здесь этика предлагает выход. Этичная жизнь – это жизнь, где мы отождествляем себя с другим, большим; это цели, придающие смысл нашей жизни. Представление, что этика и свободный от предрассудков и суеверий личный интерес могут сочетаться в гармонии, устарел и теперь его часто презирают. В моде скорее цинизм, а не идеализм. Но такие надежды нельзя назвать необоснованными и есть существенная доля правды в древнем представлении, что жизнь, основанная на этике, также хороша и для самого человека, следующего этим нормам. Сейчас как никогда стало необходимо, чтобы причины принятия такого взгляда на жизнь стали понятны во всем мире.

В обществе, в котором преследование исключительно личных материальных интересов – норма, сдвиг к этической позиции может быть более радикальным, чем многие думают. Желание попробовать вина лучших виноградников Австралии отходит на второй план по сравнению с потребностью в еде у людей Руанды. Этический подход к жизни не запрещает веселое времяпрепровождение или наслаждение едой и вином; но он меняет нашу систему приоритетов. Усилия и средства, вложенные в сферу моды, бесконечный поиск более и более изысканных гастрономических удовольствий, дополнительные расходы, определяющие рынок автомобилей премиум класса – все это становится несоразмерным для тех людей, кто может в достаточной мере изменить свое мировоззрение и поставить себя на место тех, кого затрагивают последствия их действий. Если круг этики действительно расширится и более высокое этическое сознание будет распространяться, то это существенно изменит общество, в котором мы живем.